Рассказы издалека. Из моей жизни. Том 1

Рассказы издалека. Из моей жизни. Том 1
Александр Черевков

Когда мы вспоминаем странички из детства – первое слово в пелёнках, первый шаг в ползунках. Начинаем понимать, что можно делать, а что нет. Уроки юности напоминают нам, как лучше жить, чтобы не допускать повторно старые ошибки. Ведь не зря на своих ошибках учимся жить. Нет смысла повторять чужие ошибки. Пока огонь не тронешь – не будешь знать, как сам горишь. Лёд тоже не мёд. На морозе ложку не лижут.Зрелые годы – как тот арбуз, который с хвостика гниёт, а голова созреет под кинжалом. Так мы гниём с годами от ошибок, а в мыслях планы есть на будущую жизнь с удачей. Старость – как петля. Без мыла может затянуться. На старости вспоминаем детство. Начинаем оценивать свою прожитую жизнь.

Александр Черевков

Рассказы издалека. Из моей жизни. Том 1

ПРЕДИСЛОВИЕ

Автор поместил в данной книге свои рассказы, не вошедшие в трилогию «Прелести жизни». Каждый день в нашей жизни, это событие, которое оставляет в нашей памяти свой отпечаток. Чаще всего мы быстро забываем повседневные бытовые события, которые не сохраняет в памяти наше сознание.

Однако, бывает так, что какой-то пустяк из повседневной жизни закрепляется в нашей памяти на всегда. Мы вспоминаем эту страничку нашей жизни через годы и даже через десятилетия в массе исторических событий, которые происходят рядом с нами на протяжении всей нашей жизни. На мой взгляд в этом Прелесть нашей жизни.

Когда мы вспоминаем Странички из детства – первое слово в пелёнках, первый шаг в ползунках. Начинаем понимать, что можно делать, а что нет. Уроки юности напоминают нам как лучше жить, чтобы не допускать повторно старые ошибки. Ведь не зря на своих ошибках учимся жить. Нет смысла повторять чужие ошибки. Пока огонь не тронешь – не будешь знать, как сам горишь. Лёд тоже не мёд. На морозе ложку не лижут.

Зрелые годы – как тот арбуз, который с хвостика гниёт, а голова созреет под кинжалом. Так мы гниём с годами от ошибок, а в мыслях планы есть на будущую жизнь с удачей. Старость – как петля. Без мыла может затянуться. На старости вспоминаем детство. Начинаем оценивать свою прожитую жизнь. Делимся своими воспоминаниям с новым поколением, которое торопит нас уступить дорогу к новой жизни с новыми ошибками.

ТОМ-1.

ГЛАВА-1. СТРАНИЧКИ ИЗ ДЕТСТВА.

Детство – наша беззаботная жизнь.

1.Тутовник у дома.

На левом берегу речки Белка, на краю Гудермеса, стоит огромный каменный дом, ровесник хаты мазанки на месте Старого хутора в Гудермесе. Эти оба строения возводили, до династии Романовых, терские казаки Ивлевы и Выприцкие, предки по линии моей мамы, то есть, мои предки.

Это всё, что осталось от нашего Старого хутора Вольный и станицы Кахановская, которые в год моего рождения приобрели статус города Гудермес.

За речкой Белка рядом с каменным домом холмики от сожжённых хат бывшего поселения казаков Ивлевых.

Время и войны за место под солнцем, между терскими казаками и горцами не пощадили ничего.

Всё было уничтожено за речкой. Осталась только память о предках, переходящая из поколения в поколение, а также старый каменный дом и рядом с домом огромное тутовое дерево.

Старики говорили, что когда Ивлевы и Выприцкие строили этот огромный каменный дом, то наш прапрапрадед казак Степан Ивлев посадил это тутовое дерево в честь рождения первого своего сына.

Степан Ивлев через год в день рождения своего первого сына привил к этому дереву росток другого тутового дерева (шелкопряда).

Так появилась традиция терских казаков сажать деревья и прививать к деревьям ростки в день рождения сына первенца. Рядом со станицей Кахановская, то есть, город Гудермес, появился огромный сад привитых плодовых деревьев, на ветках которых росли разные плоды.

Исключением было дерево тутовника у старого каменного дома. К этому дереву прививали ростки разных шелкопрядов. У каменного дома терских казаков появилось чудо дерево с разными плодами тутовника, которые как радуга в небе украшали дерево разными цветами плодов.

Во время войны с фашистами, по согласию наших родственников, в каменный дом за речкой поселилась семья евреев иммигрантов из Европы. Рядом с домом в блиндажах и землянках жили венгры, болгары, румыны, а также другие многочисленные иммигранты из европейских стран.

Когда сразу после войны мои будущие родители расписались в загсе в Грозном, там же сыграли свадьбу.

Сразу встал вопрос где жить молодой семье? У старой крепости в Грозном, где жили наши родственники?

В полуразвалившейся пристройке у стены бывшей крепости, жило несколько многодетных семей.

В Старом хуторе в Гудермесе родственников было больше, чем тараканов. Поэтому решили поселить молодую семью в старом каменном доме за речкой Белка.

Сразу после окончания войны семья евреев планировала вернуться к себе на родину в Европу. В доме много комнат. Одну комнату освободили молодой семье. В тесноте не в обиде.

Весело жить в такой детской ораве еврейской семьи, у которых за время иммиграции народилось много детей. Как только мама стала беременна мной, так сразу было решено на общем собрании родственников, что по старой традиции Мария будет рожать в Старом хуторе в хате-мазанке по окна, вросшей в землю. Где рождались несколько столетий все первенцы клана терских казаков Старого хутора.

– Мы живём в новом мире. – стала возражать Мария. – Рожать буду в роддоме, а не в хате-мазанке.

– Правильно! Надо двигаться к прогрессу. – поддержала Марию старая казачка. – Сколько можно мучиться нашим бабам во время родов в старой хате. В роддоме медики и все условия при родах.

Большинство родственников согласились с тем, что за пару месяцев до родов Мария будет находиться под присмотром наших баб в хате-мазанке. Рожать будет в роддоме, который находится рядом с железнодорожным вокзалом станции «Гудермес». В километре от Старого хутора.

– Когда ты родился, то так орал, что глушил гудки поездов, проходящих рядом с роддомом. – рассказывала мне моя мама. – Весь клан терских казаков отмечал рождение первенца после войны.

После родов маму и меня перевезли в каменный дом за речкой Белка. Туда вместе с моими родителями перебралась жить из Старого хутора бабушка Нюся, мама моей мамы. Вся ответственность за меня легла на плечи бабушки Нюси. Она была парализована на обе ноги, но руки у неё были сильные.

Благодаря силы рук Нюся не уступала никому со здоровыми ногами. Могла проворно передвигаться по дому на стуле с колёсами и легко ухаживать за мной, своим внуком.

Мама через месяц после моего рождения пошла работать в колхоз. Надо было зарабатывать трудодни на питание своей семьи. Отец инвалид войны второй группы с ранениями обеих ног. Он получал пенсию и работал в городе фотографом-портретистом. Бабушка Нюся тоже получала пенсию за парализованные ноги. В то время в магазинах на всё был дефицит. Питались макухой, жмыхом, пчелиными сотами и тем, что росло в полях и на деревьях. Так жили тогда многие семьи.

– Как только ты научился ползать, так сразу стал уползать из дома во двор под дерево шелковицы. – рассказывала про меня моя мама. – В доме стала проблема с тобой и с детьми семьи евреев.

– Вас постоянно находили под деревом испачканными плодами тутовника. – рассказывала бабушка Нюся. – Мне было не под силу смотреть за быстро растущим внуком и детьми еврейской семьи.

На общем собрании двух семей и клана терских казаков из Старого хутора, вокруг огромного дерева шелковицы решили соорудить большой манеж из досок, куда сажали на день детскую ораву из нашего дома.

Вскоре к нам в манеж притащили детей из семей румын, болгар, венгров и других народов иммигрантов, которые жили вокруг нашего дома в землянках и блиндажах.

Так под огромным деревом шелковицы появился интернациональный детский сад, за которым смотрели все. Разноцветных плодов тутовника хватало всем, ни только детям, но и взрослым тоже.

Наши мамы и бабушки варили из плодов тутовника разные вкуснятины, а мы, дети, собирали тутовник по своему манежу и тут же запихивали себе в рот. Все взрослые и дети были довольны таким питанием, во время которого вокруг была благодать и тишина.

Как только с манежа доносились детские вопли, так сразу было понятно, что кто-то из детей попробовал на вкус то, что наложил себе в штаны после того, как плотно покушал плодов тутовника.

Пострадавшего поддерживали все дети, которые находились в манеже.

Под деревом вопил детский интернациональный хор. Родители тут же бежали к манежу, чтобы поменять штаны у детей.

Когда дети твёрдо встали на свои ноги к этому времени наш детский коллектив сильно передел. Уехали к себе на родину в Европу семьи евреев, румын, болгар, венгров и других народов иммигрантов из Европы, живших с начала войны с фашистами вокруг нашего большого каменного дома.

В манеже под деревом остались только родственники, братья и сёстры из клана терских казаков. К нам сюда под дерево приводили "покормиться тутовником" детей из Старого хутора.

За детьми в детском садике под деревом смотрели близкие родственники. В основном мамы и бабушки. Так было, примерно, до моих четырёх лет. Когда мы стали легко перебираться через загородку манежа и убегать из дома в поисках приключений, манеж разобрали на дрова, а нас, детей, растащили по домам наши родители.

На этом детский садик под гигантским деревом прекратил существовать. Вскоре наша семья перебралась в Гудермес, в новый дом у вокзала ближе к школе.

Несколько десятилетий судьба таскала меня по всему белому свету в дали от места моего рождения. Когда однажды мне довелось быть в гостях у родственников в Старом хуторе, то в тот же день пошёл на правый берег речки Белка. Посмотрел на другой берег.